Он родился 23 марта 1930 года в Подмосковье. В 1950-м окончил педагогическое отделение Московского областного художественного училища памяти 1905 года, с 1952 по 1958 учился в Московском государственном художественном институте имени В.И.Сурикова - знакомый, традиционный путь многих живописцев и графиков из его поколения. Рисовал, судя по всему, с самого детства, - во всяком случае, в домашнем архиве, переданном после смерти Максимова вдовой художника Верой Ивановной Джигирь в «Ковчег», сохранились ранние его рисунки, датированные 1938 годом.
Следующий пласт творческого наследия Максимова - работы, выполненные во время учебы. Яблоки в надорванном бумажном пакете, стакан чаю на столе, чернильница или солнечный луч, пробивающийся сквозь предгрозовые тучи - все могло стать поводом для того, что принято именовать изучением натуры; даже собственная мимика стала на какое-то время предметом доскональных исследований. Акварельное изображение головы читающего отца, совмещенное на одном листе с тщательной светотеневой проработкой объема куриного яйца (1954 год), - в некотором роде, символ универсального отношения автора ко всем проявлениям окружающего мира, которое утверждалось в последующие десятилетия во множестве живописных и графических произведений. Другая черта, характерная для творчества Максимова во второй половине 1950-х - это его интерес к пластической обобщенности, динамичности и выразительности изображения; недаром специализацией Максимова в Суриковском институте стал плакат. В наследии художника множество композиционных и колористических эскизов к плакатам, книжным иллюстрациям, жанровым журнальным рисункам, открыткам - выполненных в канун хрущевской оттепели и прихотливо соединивших официальный стиль уже уходящей эпохи с ростками индивидуального максимовского почерка.
С началом нового десятилетия период ученичества остался позади. Уже в альбомах 1961 года (с их листов начиналась первая персональная экспозиция мастера в Третьяковке) видно, что он - в первую очередь, великолепный, самобытный рисовальщик. И там же отчетливо видно, что ему мало натуры. «...Мне внушили в институте, что «высасывать из пальца», то есть рисовать по воображению, это плохо, а с натуры - хорошо, - запишет он в дневнике позднее, уже в мае 1975 года. - А возможно, это далеко не так, а как раз наоборот. Воображение - главная способность человека». Лист за листом, даты на которых говорят о ежедневной работе, он словно прощупывает мир вокруг себя: уличный вид, окружающие вещи, собственные руки, ноги, поверхность пола. Рисунки обладают разной степенью «распредмеченности», и можно проследить поэтапные градации условности - как один и тот же натурный мотив обобщается и перетекает в абстракцию. Есть тут и довольно редкий жанр - своего рода абстракции ощущений. «Жжение» и «Ветер и снег в лицо» удивительным образом соответствуют своим названиям. И «Поезд идет на юг» - не иллюстрация, а легко читаемая ассоциация.
В это же время и чуть позже Максимов делает большие гуашевые листы, но и внутри этого корпуса работ широк диапазон интересов художника. От экспрессионизма до ташизма, от наива до минималистической абстракции.
В Экспериментальную литографскую мастерскую на Верхней Масловке Максимов пришел в тех же шестидесятых - и увлекся процессом, стал завсегдатаем, неотъемлемой частью этого заведения. Как бы оправдывая название мастерской, Максимов экспериментировал с возможностями самых неожиданных материалов. У художника Галины Ивановой сохранился максимовский лист «Фактуры» (1968), на котором автор одновременно оттиснул нашедшуюся в кармане расческу, немудрящий художняцкий закусон - черный и белый хлеб, колбасу, луковицу, а также «банан снаружи», «банан изнутри» и даже «банан с резьбой».
Это Максимов со товарищи придумал, как обходить запрет на внесение текста в изображение - тогда существовали строгие цензурные ограничения на текст в литографии. Во второй половине 1960-х Максимов, Курзенков, Воронков и Семенов-Амурский занялись «аранжировкой русского лубка». Началось с перерисовки (точнее - вольного копирования в технике литографии) лучших образцов старинного лубка, но художники пошли дальше и стали делать изображения на современные темы, стилизованные под лубок. Поначалу Максимов лишь слегка, «модернизировал» старинные лубки - такие, как известный лист «Кот Казанский» (1967) или «Фома и Ерема» (1972), а в дальнейшем создавал самостоятельные картинки, используя лубочные приемы. «Образы и язык русской народной лубочной картины настолько притягивают меня и увлекают, что хочется с кистью или углем в руках как бы «войти» в эту картину. Такое «вхождение», «вживание» в лубок привело к созданию ряда работ, которые можно назвать аранжировками, - писал Максимов в самодельном каталоге групповой выставки, состоявшейся в Доме художника на Кузнецком мосту 27 февраля 1973 года, одном из немногих щуплых изданий, коснувшихся максимовского творчества при жизни автора. - Аранжировки переводят старинный изобразительный язык в современный план, приоткрывая с новой стороны эту сокровищницу русского народного искусства».
Тема лубка оказалась плодотворной, и художник продолжил включение текста в изображение, уже почти не оглядываясь на дореволюционную традицию. Его необычный взгляд на окружающее нашел выражение в таких неожиданных сериях, как литографированная «Некоторые наколки на пляже в Малореченском в Крыму» (1976-1977) или рисованная «Тамбовская дача» (1990).
Максимов рисовал всегда и везде. Когда не знал, что рисовать, то рисовал свои руки, себя рисующего, если рядом летали мухи - то мух. А подхваченная из лубка манера тут же пояснять изображение на словах - это способ еще больше въедаться в существо утекающей между пальцев жизни. Но притом - никакой фиги в кармане, только полное доверие перед листом бумаги.
Что-нибудь важное, взволновавшее или просто занявшее на некоторое время внимание художника становилось материалом для работы. У него можно встретить рисунок с подписью «Я ем кукурузу и волнуясь смотрю на скота, который обзывает меня» (1961) или «Пол в автобусе №206» (1987). Или литографию «Он никогда не видел выставки «Интерпресс» (1968) с изображением букашки.
На его листах зачастую не просто даты, но и время их создания - до минут. Рисование Максимова отсчитывает хронометраж его жизни. Вот он делает зарядку, вот едет в автобусе, вот сидит на заседании МОСХовской секции... Значительная часть работ связана с поездками в дома творчества - на Сенеж, в Челюскинскую, в Гурзуф и т.д. Со многими из сделанных зарисовок работает потом подолгу, и подмеченные детали, события обретают вторую жизнь в литографиях и больших темперных работах на картоне.
Максимов часто использует всевозможные обрамления, декоративные элементы, текст, придавая изображению торжественную значительность и монументальность. Это может быть портрет механизатора широкого профиля из колхоза «12-й Октябрь» или образ умывальника в доме творчества. Художник мог создать большую литографию «Лубочная картинка на тему французского фильма «Фантомас» с участием Жана Марэ» (1967). И с похожей степенью возвеличивания сюжета, придания ему особой важности уже в 1980-м Максимов запечатлевает «Яблоки после сильной грозы с градом...». Изображение строится уже по-другому, но неизменным остается взятый крупным планом образ, рассмотренный без помех, без отвлекающих деталей конкретного места действия. А главное - то же ощущение повышенного внимания, удивления, постигшего Александра Максимова: летний град на Тамбовской даче - такое же по необычности событие для художника в восьмидесятом, как фильм «Фантомас» - в шестьдесят седьмом. Назвать это свойство Максимова наивной непосредственностью и объяснить этими словами все его творчество не получается. В этом видно старательное «приземление» собственного вдохновения, упорное и последовательное желание находить важное в простом, буквально под ногами. «Принижение» своего высокого статуса «художник» до разглядывания ног, стоящих на земле, поверхности пола, ножек стула... Стоит только взять неожиданный ракурс, попристальнее вглядеться, и найдешь важное, интересное - кажется, таков его принцип. Похоже, он работает, - потому что вслед за Максимовым мы, зрители, начинаем вглядываться и удивляться.
Отношения галереи «Ковчег» с искусством Александра Максимова начали складываться еще при жизни художника: одна из первых выставок в нашей галерее называлась «Литография 1960-х годов» и знакомила с творчеством шестерых завсегдатаев Экспериментальной литографской мастерской на Верхней Масловке. В галерейном архиве «Ковчега» хранится максимовская абстракция-почеркушка «Выставка на улице Немчинова, 12» (1989). По этому адресу в 1996 году в цикле «Незабытые имена» состоялась первая мемориальная выставка художника. Получив впоследствии архив Максимова, «Ковчег» уже успел сделать многое для сохранения его творческого наследия: произведения Александра Денисовича были переданы в музеи Вологды, Твери, Иваново, Тулы, Ярославля, Томска, Нижнего Тагила, Новокузнецка, Красноармейска, Узловой, участвовали на выставках; проект «Спор об абстрактном искусстве», составленный из листов альбома 1961 года, был показан на ярмарке «Арт Москва 2001».
