Памяти Екатерины Григорьевой
«…Какое иногда посещает счастливое ощущение, являющееся внезапно и так же внезапно пропадающее! Ощущение, озаряющее все видимое при смотрении на любое – грязный асфальт, дома наши жуткие, часто какие-то бездомные… Вдруг – является внезапно ощущение гладкой эмалевой, как фарфор, поверхности. А небо! Оно через все на свете проскакивает такой дивной гладью, как фарфоровая чашечка, поверхность которой нежно скользит и сияет».
Размышления художника Екатерины Григорьевой опубликованы в каталоге ее работ, изданном галереей «Ковчег» в 1999 году благодаря гранту Фонда Содействия Института Открытое Общество. Как ни странно, Григорьева, этот выдающийся живописец, всегда мастерски балансировавший в искусстве на грани дозволенного легкомыслия и оттого существовавшая для многих «серьезных людей» с клеймом «левого МОСХа», долгое время игнорировалась официальными творческими инстанциями. Достаточно вспомнить, что ее работы, бывало, снимались с выставок, а первая персональная экспозиция открылась в том же «Ковчеге» только в 1993-м – притом, что в собрании Третьяковки живопись Григорьевой числится по разряду искусства шестидесятников.
Легкомысленность искусства Григорьевой – кажущаяся; ее творчество оказало влияние на лучших живописцев, вообще творческих людей следующих поколений. «На последней Катиной выставке мне сказали: «Не было бы Катиных работ – не было бы и твоих». И душа моя наполнилась гордостью и признанием», - признается Наталья Нестерова. «Самое трудное в живописи – отказаться от выученного знания и вновь открыть в себе «неумение», - считает режиссер Юрий Норштейн. – Будто и не было никаких правил, а краски на палитре праздник, который можно превратить в клоунаду, а гармония – она сейчас сложилась из цвета, как у ребенка – буквы из кубиков. Вот что для меня живопись Екатерины Григорьевой».
«В коридорах художественной школы на Переславке стая девочек старшего класса. Помню среди них Катю Шиллинг… Как много было талантливых в школе! Где они? – вспоминал художник Юрий Злотников. – Катя – человек с хрупкой психикой, и живопись для нее – спасение почти физическое». «Каждый холст словно домашний театр, - писал о ее картинах искусствовед Александр Морозов. - Тут «живут» кривые домики и заборы, барыни и базарные тетки, цветы и игрушки, оконца и зеркала, отсверкивающие в какой-то другой, загадочный мир, а то и как будто подмигивающие нам с вами… Удивительно и прекрасно, что многие годы труда не принесли этим картинам и их создательнице ни тени душевной усталости или маститого самодовольства». Действительно, чрезмерным вниманием критики Григорьева никогда не пользовалась – просто работала в мастерской, где на полках множество старинных фотографий, фарфоровых куколок, бумажных цветов, а в углу бюстик Петра Ильича Чайковского с перевернутой воронкой на голове, на манер сказочного Железного Дровосека. Имя ее отца, поэта и путешественника Евгения Шиллинга неотделимо от истории знаменитого общества «Маковец», одной из первых московских творческих группировок 1920-х годов. Книги, воспоминания о прошлом интеллигентной семьи, экспедиции с отцом-этнографом в Дагестан в качестве художника определили дальнейшую творческую судьбу юной Кати. Ее ранние работы начала 1960-х полны почтения перед искусством Фалька и той живописной традицией, что восходит к творчеству российских последователей Сезанна. В последующие десятилетия сюжеты григорьевской живописи не слишком изменились: провинция, продажа искусственных цветов ли кошек-копилок, угол Тишинского рынка, Сивцев Вражек, «Женщина с раскладушкой» и «Женщина со стиральным порошком». Впрочем, в таком искусстве чрезвычайно важно не только «про что», но и «как».
Увы, теперь это в прошлом. Летом 2010 в Газете.Ru был опубликован некролог, где, в частности, говорилось: «Скончалась Екатерина Григорьева – живописец от Бога, человек не карьерный и не медийный. Штучный художник. Таких теперь не делают. <…> Пусть вас не смущает, если вы не вспомните слету ее работ. Такая эпоха: все свободные ниши моментально забиваются спамом, на художественном олимпе не протолкнуться. У Григорьевой пихательно-локтевые инстинкты были абсолютно не развиты. Она не умела как следует подать себя и в советское-то время, а уж приноровиться к дикому арт-рынку – задача для нее совсем уж нереальная. Это арт-рынок к ней постепенно начал приноравливаться – ибо наиболее адекватные его представители осознали, с кем имеют дело. Увы, Екатерине Григорьевой не суждено стать (даже посмертно) кумиром миллионов – слишком тонкие живописные материи она затрагивала. В историю нашего искусства она вплыла тихим, без сигнальных огней, кораблем. Проплывающие мимо, кто в курсе, непременно отдадут ей гудок».
…В название первой мемориальной выставки членкора Российской Академии художеств Екатерины Григорьевой вынесен номер ее творческой мастерской, в которой на протяжении многих лет она работала в доме на улице Вавилова. Помимо произведений из мастерской, экспозицию в «Ковчеге» составили произведения из московских частных собраний.
