В помещении Делового центра по адресу:
ул. Усачева, 62, стр. 1.
«Питание является одним из основных условий существования человека, а проблема питания - одной из основных проблем человеческой культуры».
«Книга о вкусной и здоровой пище», М., Пищепромиздат, 1955.
Если уж затевать разговор об особом пути и «вечных темах» российского искусства и одновременно искать в работах разновозрастных наших соотечественников приметы времени, не стоит этого делать на примерах магистральных, отражающих социальный заказ эпохи. Нужно, видимо, основываться на сюжетах, постоянно и неизбежно присутствовавших на обочине сознания художников помимо их авторской воли.
Одна из таких тем, бесконечно пробивающихся на поверхность холста, – поэтизация еды во всех ее проявлениях. Звучно-декоративные ананасы и персики художников «Бубнового валета» стремительно сменились вполне конкретными селедками и кусками черного хлеба в исполнении Кузьмы Петрова-Водкина и Давида Штеренберга. Всего через полтора десятка лет советская живопись вновь расцвела семгой с лимоном и прочими роскошествами предвоенной поры: достаточно вспомнить знаменитый портрет «красного графа» Алексея Толстого работы Петра Кончаловского…
Понимание гастрономии как завоевания социализма поддерживалось не только средствами искусства. Еще десять лет – и на свет появилась главная книга страны, впоследствии выдержавшая многочисленные переиздания (только в 1952-55 г.г. ее тираж составил 2,5 миллиона экземпляров) – «Книга о вкусной и здоровой пище». В год военного переворота в Египте, создания реактивного самолета в Америке и последнего сталинского съезда в тогдашнем СССР ее авторы, в частности, заявляли: «Советские пищевые предприятия не идут ни в какое сравнение с пекарнями, колбасными и иными пищевыми «заведениями» старой России. Только наши враги, клевещущие на социализм, приписывают нам стремление внести во все шаблон. Поэтому и в таком важнейшем деле, как народное питание, мы считаем своим первым долгом обеспечить необходимое разнообразие пищи, развитие индивидуальных вкусов и потребностей и полное их удовлетворение». Это написано в пору, когда полстраны сидело в лагерях, не за горами было дело врачей-«отравителей».
Неистребимый интерес россиян к теме питания или, попросту говоря, еды может сравниться только с постоянным интересом к завтрашней погоде. Уже в перестроечные времена, когда то ли на просроченные водочные талоны можно было купить сигарет, то ли наоборот, в числе первых репринтов, знаменующих свободу печати и выходивших огромными тиражами, оказались не Набоков или Солженицын, но книга Елены Молоховец «Подарокъ молодымъ хозяйкамъ, или средство къ уменьшенiю расходовъ въ домашнемъ хозяйствЪ», написанная в 1901 году. Трудно сказать, что именно находили тысячи наших сограждан в этом труде через девяносто лет после его первого издания. Возможно, людей, оперировавших в тот момент «тысячами» рублей, просто гипнотизировали приведенные таблицы цен: «1 фунтъ сахара головою 15 коп., кофе от 50 до 70 коп. и дороже, чернослива французскаго – 35 коп., сига копченаго 30-50 коп.» и т.п.
Даже в голодные времена поток произведений, живописующих бананы, апельсины и прочую, по тогдашним нашим понятиям, экзотику, не ослабевал на столичных выставкомах и самих выставках. Дело не только в том, что многим поколениям советских художников довелось воспитываться на восковых и поролоновых муляжах, изучая «лепку формы цветом». В бутафорские ананасы и виноград вдыхалась мечта об иной жизни, неведомой на одной шестой части суши. А вот найти изображение прозаической колбасы или сакраментальной бутылки портвейна и сегодня не так-то просто… Эта черта советского искусства отчетливо обнаружилась после того, как было решено структурировать экспозицию, используя в наименованиях разделов знакомые с детства словосочетания – «Мясо/Рыба», «Овощи/Фрукты», «Вина/Воды» и пр. Помимо живописи и графики 1920-х – 90-х годов, особую часть выставки составили работы художников, формировавших эстетическую сторону продовольственной политики. Галеты «Военный поход», конфеты «Мичуринские» и «Забавный тир», ассорти «Пионерское»… Эскизы оберток и этикеток характеризуют свое время не хуже, чем пресловутые «Кубанские казаки». Идейная нагрузка в таких образцах промграфики имеет прямое отношение к «памяти нёба» миллионов граждан, рожденных в СССР.
Одна из таких тем, бесконечно пробивающихся на поверхность холста, – поэтизация еды во всех ее проявлениях. Звучно-декоративные ананасы и персики художников «Бубнового валета» стремительно сменились вполне конкретными селедками и кусками черного хлеба в исполнении Кузьмы Петрова-Водкина и Давида Штеренберга. Всего через полтора десятка лет советская живопись вновь расцвела семгой с лимоном и прочими роскошествами предвоенной поры: достаточно вспомнить знаменитый портрет «красного графа» Алексея Толстого работы Петра Кончаловского…
Понимание гастрономии как завоевания социализма поддерживалось не только средствами искусства. Еще десять лет – и на свет появилась главная книга страны, впоследствии выдержавшая многочисленные переиздания (только в 1952-55 г.г. ее тираж составил 2,5 миллиона экземпляров) – «Книга о вкусной и здоровой пище». В год военного переворота в Египте, создания реактивного самолета в Америке и последнего сталинского съезда в тогдашнем СССР ее авторы, в частности, заявляли: «Советские пищевые предприятия не идут ни в какое сравнение с пекарнями, колбасными и иными пищевыми «заведениями» старой России. Только наши враги, клевещущие на социализм, приписывают нам стремление внести во все шаблон. Поэтому и в таком важнейшем деле, как народное питание, мы считаем своим первым долгом обеспечить необходимое разнообразие пищи, развитие индивидуальных вкусов и потребностей и полное их удовлетворение». Это написано в пору, когда полстраны сидело в лагерях, не за горами было дело врачей-«отравителей».
Неистребимый интерес россиян к теме питания или, попросту говоря, еды может сравниться только с постоянным интересом к завтрашней погоде. Уже в перестроечные времена, когда то ли на просроченные водочные талоны можно было купить сигарет, то ли наоборот, в числе первых репринтов, знаменующих свободу печати и выходивших огромными тиражами, оказались не Набоков или Солженицын, но книга Елены Молоховец «Подарокъ молодымъ хозяйкамъ, или средство къ уменьшенiю расходовъ въ домашнемъ хозяйствЪ», написанная в 1901 году. Трудно сказать, что именно находили тысячи наших сограждан в этом труде через девяносто лет после его первого издания. Возможно, людей, оперировавших в тот момент «тысячами» рублей, просто гипнотизировали приведенные таблицы цен: «1 фунтъ сахара головою 15 коп., кофе от 50 до 70 коп. и дороже, чернослива французскаго – 35 коп., сига копченаго 30-50 коп.» и т.п.
Даже в голодные времена поток произведений, живописующих бананы, апельсины и прочую, по тогдашним нашим понятиям, экзотику, не ослабевал на столичных выставкомах и самих выставках. Дело не только в том, что многим поколениям советских художников довелось воспитываться на восковых и поролоновых муляжах, изучая «лепку формы цветом». В бутафорские ананасы и виноград вдыхалась мечта об иной жизни, неведомой на одной шестой части суши. А вот найти изображение прозаической колбасы или сакраментальной бутылки портвейна и сегодня не так-то просто… Эта черта советского искусства отчетливо обнаружилась после того, как было решено структурировать экспозицию, используя в наименованиях разделов знакомые с детства словосочетания – «Мясо/Рыба», «Овощи/Фрукты», «Вина/Воды» и пр. Помимо живописи и графики 1920-х – 90-х годов, особую часть выставки составили работы художников, формировавших эстетическую сторону продовольственной политики. Галеты «Военный поход», конфеты «Мичуринские» и «Забавный тир», ассорти «Пионерское»… Эскизы оберток и этикеток характеризуют свое время не хуже, чем пресловутые «Кубанские казаки». Идейная нагрузка в таких образцах промграфики имеет прямое отношение к «памяти нёба» миллионов граждан, рожденных в СССР.
