Работы 1915 – 1927 годов
Совместный проект галерей «Ковчег» и
ROZA AZORA (Москва, Никитский бульвар, 14)
Зачастую обращение к домашним архивам способно не только пролить свет на историю отдельно взятой семьи, но и дополнить картину времени в целом – особенно если речь идет о людях и событиях вековой давности, первых десятилетий ХХ века – эпохи чрезвычайно плодотворной, полной ярких имен, скрещений судеб и обстоятельств. По крайней мере, именно так произошло с домашним архивом семьи Ечеистовых. Желание упорядочить представления о собственной генеалогии неожиданно привело к появлению в истории российского изобразительного искусства еще одного имени – Марии Владимировой (1905 – 2000), самобытного художника и, возможно, поэта: время донесло до нас только созданную самим автором обложку сборника ее не сохранившихся (или пока не обнаруженных) стихов.
Вот что удалось установить нынешним представителям семейства Ечеистовых касательно биографии Марии Николаевны – художника, с вековым опозданием впервые выходящего сегодня к своему, хочется надеяться, неравнодушному зрителю. Она родилась в Москве. Мать Марии происходила из старинного купеческого рода, ведущего начало от именитого гражданина Великого Новгорода Ячеиста, сосланного в Вязьму в 1478 году Иваном III после подавления восстания Новгородской республики. Обширный купеческий род Ечеистовых на протяжении XVIII – XIX столетий славился не только успешным ведением мануфактурных и пряничных дел, но и активной общественной и благотворительной деятельностью. После разорения семьи вследствие страшного пожара в Вязьме в 1879 году дед Марии переехал в Москву, где позднее открыл магазин дамского платья.
Детство Марии Николаевны, рано потерявшей отца, проходило в лоне большой дружной семьи. События 1917 года прервали образование и разрушили привычный уклад жизни двенадцатилетней девочки. Особую роль в ее судьбе сыграл дядя – младший брат матери, художник Георгий Ечеистов, поощрявший ее любовь к рисованию. В 1919-1921 годах Манюра, как звали Марию в семье, была частым гостем в квартире, которую Ечеистов делил с художником Георгием Щетининым. Здесь – очевидно, под их руководством – она создавала рисунки, используя зачастую бумагу, на которой стояла печать МАСТАРЧУВ. Можно сказать, это была печать времени: «Артель чувствующих и мастерская чувств» - так называлось маленькое творческое объединение, состоявшее вначале всего лишь из двоих участников – Ечеистова и Щетинина. Члены МАСТАРЧУВ ставили целью «развитие чувственного восприятия мира» средствами «культурно-эстетического и интеллектуального развития» - «как у самих артельщиков, так и всех, соприкасающихся с ними». В 1920-м МАСТАРЧУВ выпустил под своим грифом поэтический сборник «Серенада», принадлежащий перу принятого вскоре (вместе с Георгием Якуловым) в «действительные члены» артели Ивана Аксенова – в юности дружки и шафера на свадьбе Николая Гумилева и Анны Ахматовой, а впоследствии – ближайшего сподвижника Всеволода Мейерхольда и автора первого биографического очерка о Сергее Эйзенштейне. Впрочем, эти подробности и череда имен имеют значение, в первую очередь, для характеристики времени, в которое Марии Владимировой довелось делать свои первые шаги в искусстве. Сегодня творческий архив Владимировой содержит полторы сотни графических работ этого периода. Ее поздних работ уцелело немного; они датируются, главным образом, 1930-ми годами.
По рисункам, ныне впервые представленным широкой публике, можно проследить, как почти детский, девичий интерес к рисованию превращался во вполне профессиональное отношение к творчеству. Примечательно, что индивидуальный стиль, какие-то самобытные черты, даже темы рисования на протяжении почти десятилетия сохраняются в творчестве Марии Владимировой, только рисунки становятся все более мастерскими, защищенными с точки зрения ремесла. В архиве обнаружился, например, листок 1918 года (автору 13 лет) – рисунок женских фигур, наибольшее внимание в котором уделено платьям, конечно же, и головным уборам с перьями. Уверенный контур и раскраска пока еще сочетаются в рисунке с наивными решениями, например, перспективы – одна фигура просто перекрывает другую, таким способом обозначая «дальше-ближе». Но уже через год сделанные Владимировой портреты поражают индивидуальными характеристиками, «схваченными» позами, и персонажи рисунков располагаются в интерьерах весьма убедительно. А в начале 1920-х девушка уже свободно стилизует, использует кубистические приемы, по-прежнему уделяя немалое внимание платьям и прическам своих персонажей. Здесь очевидно влияние ее наставника Георгия Ечеистова. Он сумел помочь, «поставил руку», что называется, но еще и умудрился не помешать самовыражению юного художника. Во всяком случае, никаких вымученных штудий не осталось в архиве. Зато видно, как Манюра теперь уже намеренно делает рисунок плоскостным – как в книжных и журнальных иллюстрациях, как на афишах и рекламных листах, – варьируя эффектные графические приемы своего времени. Смелость в проведении карандашной линии, которая была заметна и в детских ее работах, укрепляется профессиональными навыками. Мир молодой девушки наполнен теперь не только фантазиями о нарядах. Он населен как бы кукольными, но чрезвычайно типичными для того времени персонажами, которые гуляют в парках, сидят в кафе, танцуют, выясняют отношения, ездят на извозчиках. И жанровые сценки, и отдельные фигуры нарисованы с несомненной артистичностью и являются яркими свидетельствами моды – не только в одежде, но и в искусстве 1920-х годов. Четкие графические решения превращают изображение почти в знаки, в элементы графического дизайна в стиле ар-деко.
Марии Николаевне не довелось получить «системное» художественное образование. Тем не менее, ее последующая жизнь была так или иначе связана с тем, что она любила и могла делать. В середине 1930-х Владимирова трудилась в «Союзфильме» («Союзмультфильме»). Вероятнее всего, туда привел ее Георгий Ечеистов, работавший в тот период над мультфильмом «Органчик» (1934; Н. Ходатаев, Г. Ечеистов, Д. Черкес). Здесь она познакомилась с будущим мужем – художником-аниматором Львом Лукачевским; в 1939-м родилась дочь Наталья. Среди сохранившихся работ этого периода – графические наброски с натуры (очевидно, Мария Владимирова в ту пору посещала какую-то художественную студию) и несколько акварельных южных пейзажей. Возможно, они также создавались под влиянием Георгия Ечеистова: в те годы он много работал в технике акварели.
В разговоре о Марии Владимировой не обойтись без краткого жизнеописания человека, благодаря которому протопталась первая тропинка между его юной племянницей и рисовальным искусством. В начале своей творческой карьеры Георгий Александрович Ечеистов (1897–1946) учился в Московском Строгановском художественно-промышленном училище на отделении резьбы по дереву, а в 1918 году перешел в Первые свободные художественные мастерские. Занимался без руководителя, рисование изучал в мастерской Бориса Григорьева. Был сторонником «левых» течений в искусстве и литературе, считал себя футуристом, писал стихи (был членом Союза поэтов), создавал беспредметные композиции. В 1921-26 годах учился во ВХУТЕМАСе-ВХУТЕИНе на графическом отделении у Владимира Фаворского. Впоследствии Ечеистов работал в основном в области книжной (для издательств «Academia», Гослитиздат, Детгиз и др.), а также прикладной графики, создавая издательские знаки и экслибрисы. Принимал участие в оформлении советских павильонов Всемирных выставок в Париже (1937) и Нью-Йорке (1939). Его живописные и графические произведения хранятся сегодня и в главных столичных, и в отдаленных музеях – включая, например, легендарный Каракалпакский государственный музей искусств имени И. В. Савицкого в Нукусе.
В начале Великой Отечественной войны Мария Николаевна с дочерью были эвакуированы в Казань; Лукачевский пропал без вести в 1942-м. После возвращения в Москву Мария Владимирова по неизвестной причине на киностудию не вернулась и была вынуждена искать случайные заработки, нередко берясь за неквалифицированную работу. На занятия изобразительным искусством не оставалось ни сил, ни времени. Рисунки, выполненные в 1920-х годах и обещавшие стать началом большого художнического пути, увы, оказались ярким и коротким феноменом, в котором сплелись приметы того неординарного времени, творческое самовыражение совсем еще молодого художника и мудрое невмешательство наставника …
Вот что удалось установить нынешним представителям семейства Ечеистовых касательно биографии Марии Николаевны – художника, с вековым опозданием впервые выходящего сегодня к своему, хочется надеяться, неравнодушному зрителю. Она родилась в Москве. Мать Марии происходила из старинного купеческого рода, ведущего начало от именитого гражданина Великого Новгорода Ячеиста, сосланного в Вязьму в 1478 году Иваном III после подавления восстания Новгородской республики. Обширный купеческий род Ечеистовых на протяжении XVIII – XIX столетий славился не только успешным ведением мануфактурных и пряничных дел, но и активной общественной и благотворительной деятельностью. После разорения семьи вследствие страшного пожара в Вязьме в 1879 году дед Марии переехал в Москву, где позднее открыл магазин дамского платья.
Детство Марии Николаевны, рано потерявшей отца, проходило в лоне большой дружной семьи. События 1917 года прервали образование и разрушили привычный уклад жизни двенадцатилетней девочки. Особую роль в ее судьбе сыграл дядя – младший брат матери, художник Георгий Ечеистов, поощрявший ее любовь к рисованию. В 1919-1921 годах Манюра, как звали Марию в семье, была частым гостем в квартире, которую Ечеистов делил с художником Георгием Щетининым. Здесь – очевидно, под их руководством – она создавала рисунки, используя зачастую бумагу, на которой стояла печать МАСТАРЧУВ. Можно сказать, это была печать времени: «Артель чувствующих и мастерская чувств» - так называлось маленькое творческое объединение, состоявшее вначале всего лишь из двоих участников – Ечеистова и Щетинина. Члены МАСТАРЧУВ ставили целью «развитие чувственного восприятия мира» средствами «культурно-эстетического и интеллектуального развития» - «как у самих артельщиков, так и всех, соприкасающихся с ними». В 1920-м МАСТАРЧУВ выпустил под своим грифом поэтический сборник «Серенада», принадлежащий перу принятого вскоре (вместе с Георгием Якуловым) в «действительные члены» артели Ивана Аксенова – в юности дружки и шафера на свадьбе Николая Гумилева и Анны Ахматовой, а впоследствии – ближайшего сподвижника Всеволода Мейерхольда и автора первого биографического очерка о Сергее Эйзенштейне. Впрочем, эти подробности и череда имен имеют значение, в первую очередь, для характеристики времени, в которое Марии Владимировой довелось делать свои первые шаги в искусстве. Сегодня творческий архив Владимировой содержит полторы сотни графических работ этого периода. Ее поздних работ уцелело немного; они датируются, главным образом, 1930-ми годами.
По рисункам, ныне впервые представленным широкой публике, можно проследить, как почти детский, девичий интерес к рисованию превращался во вполне профессиональное отношение к творчеству. Примечательно, что индивидуальный стиль, какие-то самобытные черты, даже темы рисования на протяжении почти десятилетия сохраняются в творчестве Марии Владимировой, только рисунки становятся все более мастерскими, защищенными с точки зрения ремесла. В архиве обнаружился, например, листок 1918 года (автору 13 лет) – рисунок женских фигур, наибольшее внимание в котором уделено платьям, конечно же, и головным уборам с перьями. Уверенный контур и раскраска пока еще сочетаются в рисунке с наивными решениями, например, перспективы – одна фигура просто перекрывает другую, таким способом обозначая «дальше-ближе». Но уже через год сделанные Владимировой портреты поражают индивидуальными характеристиками, «схваченными» позами, и персонажи рисунков располагаются в интерьерах весьма убедительно. А в начале 1920-х девушка уже свободно стилизует, использует кубистические приемы, по-прежнему уделяя немалое внимание платьям и прическам своих персонажей. Здесь очевидно влияние ее наставника Георгия Ечеистова. Он сумел помочь, «поставил руку», что называется, но еще и умудрился не помешать самовыражению юного художника. Во всяком случае, никаких вымученных штудий не осталось в архиве. Зато видно, как Манюра теперь уже намеренно делает рисунок плоскостным – как в книжных и журнальных иллюстрациях, как на афишах и рекламных листах, – варьируя эффектные графические приемы своего времени. Смелость в проведении карандашной линии, которая была заметна и в детских ее работах, укрепляется профессиональными навыками. Мир молодой девушки наполнен теперь не только фантазиями о нарядах. Он населен как бы кукольными, но чрезвычайно типичными для того времени персонажами, которые гуляют в парках, сидят в кафе, танцуют, выясняют отношения, ездят на извозчиках. И жанровые сценки, и отдельные фигуры нарисованы с несомненной артистичностью и являются яркими свидетельствами моды – не только в одежде, но и в искусстве 1920-х годов. Четкие графические решения превращают изображение почти в знаки, в элементы графического дизайна в стиле ар-деко.
Марии Николаевне не довелось получить «системное» художественное образование. Тем не менее, ее последующая жизнь была так или иначе связана с тем, что она любила и могла делать. В середине 1930-х Владимирова трудилась в «Союзфильме» («Союзмультфильме»). Вероятнее всего, туда привел ее Георгий Ечеистов, работавший в тот период над мультфильмом «Органчик» (1934; Н. Ходатаев, Г. Ечеистов, Д. Черкес). Здесь она познакомилась с будущим мужем – художником-аниматором Львом Лукачевским; в 1939-м родилась дочь Наталья. Среди сохранившихся работ этого периода – графические наброски с натуры (очевидно, Мария Владимирова в ту пору посещала какую-то художественную студию) и несколько акварельных южных пейзажей. Возможно, они также создавались под влиянием Георгия Ечеистова: в те годы он много работал в технике акварели.
В разговоре о Марии Владимировой не обойтись без краткого жизнеописания человека, благодаря которому протопталась первая тропинка между его юной племянницей и рисовальным искусством. В начале своей творческой карьеры Георгий Александрович Ечеистов (1897–1946) учился в Московском Строгановском художественно-промышленном училище на отделении резьбы по дереву, а в 1918 году перешел в Первые свободные художественные мастерские. Занимался без руководителя, рисование изучал в мастерской Бориса Григорьева. Был сторонником «левых» течений в искусстве и литературе, считал себя футуристом, писал стихи (был членом Союза поэтов), создавал беспредметные композиции. В 1921-26 годах учился во ВХУТЕМАСе-ВХУТЕИНе на графическом отделении у Владимира Фаворского. Впоследствии Ечеистов работал в основном в области книжной (для издательств «Academia», Гослитиздат, Детгиз и др.), а также прикладной графики, создавая издательские знаки и экслибрисы. Принимал участие в оформлении советских павильонов Всемирных выставок в Париже (1937) и Нью-Йорке (1939). Его живописные и графические произведения хранятся сегодня и в главных столичных, и в отдаленных музеях – включая, например, легендарный Каракалпакский государственный музей искусств имени И. В. Савицкого в Нукусе.
В начале Великой Отечественной войны Мария Николаевна с дочерью были эвакуированы в Казань; Лукачевский пропал без вести в 1942-м. После возвращения в Москву Мария Владимирова по неизвестной причине на киностудию не вернулась и была вынуждена искать случайные заработки, нередко берясь за неквалифицированную работу. На занятия изобразительным искусством не оставалось ни сил, ни времени. Рисунки, выполненные в 1920-х годах и обещавшие стать началом большого художнического пути, увы, оказались ярким и коротким феноменом, в котором сплелись приметы того неординарного времени, творческое самовыражение совсем еще молодого художника и мудрое невмешательство наставника …
