«Казенный дом»
Острог, казарма, лазарет… Согласно словарям, казенным домом вовсе не обязательно именуется «место содержания»: сгодится и всякое строение, содержащееся за казенный счет, где квартируют чиновники или государственные служащие. «И они проводят какую-нибудь мысль, направление, в которое сами не верят, которое делает зло; и все это направление есть только средство иметь казенный дом и столько-то жалованья» (Л. Толстой. «Анна Каренина». 1877). В этом смысле, под определение казенного дома и дворец подойдет, и много что еще. «Зайдите в любой казенный дом — везде хоть какую-нибудь комиссию да найдете» (М. Салтыков-Щедрин. «Письма к тетеньке». 1882). Тема неисчерпаема, не станем и замахиваться.
Также следует учесть, что выставка наша – сугубо историческая. Большинство представленных авторов не только начинали свой жизненный и творческий путь в другом, почившем ныне, государстве, но и расцвет их творчества, а в ряде случаев, и кончина (почили они буквально уже все) пришлись на времена до затопления советской Атлантиды. Более того, все представленные художники так или иначе связаны примерно с одним историческим периодом – временем хрущевской «оттепели», десятилетием после доклада первого секретаря ЦК КПСС Н. Хрущева на ХХ съезде партии. Периодом «ослабления цензуры, повышения уровня свободы слова, относительной либерализации политической и общественной жизни, открытости западному миру, большей свободы творческой деятельности».
Кто-то в те годы окончил творческий вуз и вступал в ряды профессиональных творцов, кто-то – впервые попал в «места, не столь отдаленные», и там впервые взялся за карандаш. К слову, устроители сознательно ограничились искусством графики как наиболее документальным, позволявшим работать «на месте событий» – будь то больница в Оренбургской области или столичная «Матросская Тишина». Что также объединяет представленных авторов: от зэка, чья фамилия сохранились на оборотах его жанровых и портретных рисунков, до лауреата Государственной премии СССР в части изобразительного искусства, дважды за жизнь испытавшего опыт физической – но не творческой – несвободы.
«Веселее и приветливее всех смотрит казенный дом, где живет надзиратель Убьенных, маленький, тщедушный солдатик, с выражением, которое вполне подходит к его фамилии; на лице у него в самом деле что-то убиенное, горько-недоумевающее» (А. Чехов. «Остров Сахалин». 1895).
